Алексей Кривенков: «Мои друзья продали мне домен Mail.ru за 500 долларов»

Алексей Кривенков стоял у истоков DataArt и Mail.ru, но в 2001 году покинул компанию. В интервью DataArt Алексей рассказал о том, когда и как было придумано название компании, первых офисах в Петербурге и Нью-Йорке и многом другом.

Интервью: Таня Андрианова и Даниэль Лурье.
Фотографии из личных архивов Алексея Кривенкова, Дмитрия Андрианова и Андрея Язикова.

— Кем ты был до DataArt и как очутился в компании?

— Вообще, название DataArt появилось при мне, когда я уже был в Нью-Йорке.

Я учился на 2-м курсе физфака, и в какой-то момент решил съездить в Америку, навестить своего друга Диму Крюкова. Он отвез меня в гости к однокласснику своего друга, Жене Голанду, — так мы и познакомились.

Года через два после этого знакомства я решил, что не хочу больше учиться на физфаке, а хочу уехать в Америку мыть машины.

В то время в Петербурге я работал в первых интернет-провайдерах: в «Невалинке», «Дуксе», потом еще в «Веб Пласе». Я ходил в гости к клиентам и подключал им интернет. Интерет тогда состоял из электронной почты UUPC. Я, наверное, настроил около сотни UUPC. Я подключил к интернету, например, известного музыканта Лешу Вишню и покойного писателя и интернет-литератора Александра Житинского.

В общем, я сидел в ректорском флигеле в подвале Университета. У нас там был настоящий IP-интернет на 386-х «линуксах», а у меня, конечно, была личная электронная почта, с которой я и написал Жене Голанду, что собираюсь в Америку. Женя сказал, что у него как раз есть для меня дело. Я купил билет и приехал.

Полгода я жил у Жени, мы собирали и продавали компьютеры. И тогда-то придумалось название DataArt — название компании, которая будет не компьютеры собирать, а должна писать софт и оказывать консалтинговые услуги. Консультировать и писать софт на первых порах приходилось и мне. Тогда основной наш бизнес тоже заключался в подключении клиентов к интернету и обеспечению их электронной почтой. Это-то меня и увлекло.

В общем, машины я так помыть и не успел…

— Это было в 1996? А что дальше?

— А дальше у нас появился офис на Парк Авеню. Но в какой-то момент у меня кончилась турвиза, и мне нужно было выехать из Америки. Я выехал, две недели провел в Питере, а по дороге назад американцы сказал мне, что им кажется, что все то время, которое я не так давно провел в США, я там нелегально работал. Они обыскали мой рюкзак и нашли там пропуск в здание «475 Парк Авеню» с логотипом компании DataArt, корпоративные визитки с этим же логотипом и моим именем, кредитные карты, которые Женя мне сделал, чтобы мне было удобно и хорошо жить в Америке. В общем, они решили, что я в Америке нелегально работал, и отправили меня домой на том же самолете.

— Ну, потом американцы тебя простили и снова начали давать тебе визы?

— На самом деле, они меня не простили. Туристические визы мне дают, но каждый раз я должен получать специальное разрешение.

Я улетел, но клиенты-то наши никуда не делись. Им нужно было помогать с онлайн-магазинами, почтовыми системами, рутерными подключениями офисов к интернету. В этот момент я снова обращаюсь к Жене и говорю ему: «Женя, вот такая история — из князи в грязи. Что мне делать? Я не знаю». Женя мне говорит: «А не переживай! Можешь продолжать заниматься из Питера всем тем же, чем занимался в Америке». Это для меня было такое облегчение!

Алексей Кривенков — Август 1999-го

— То есть стал первым оффшорным работником DataArt?

— Да. Я быстро выяснил, что в Питере открывается такой провайдер – «Веб Плас», который организовали мои друзья. И я туда сразу устроился работать ночным дежурным саппорта. Это было очень удобно, потому что у них был быстрый интернет. Наверное, мегабит на весь офис — а, возможно, и на клиентов тоже. И я ночами, когда в Америке был день, по телефону помогал клиентам и при этом продолжал руками нью-йоркских людей устанавливать и настраивать сети, как мог писать на Perl онлайн-магазины и помогать со всем остальным.

В какой-то момент в DataArt к Жене пришел клиент, которому нужно было писать на Access. Тут я вспомнил, что у меня есть много одноклассников, которые учились со мной в 30-й школе (одна из лучших математических школ в городе и в стране — прим. ред.), и потенциальных однокурсников из ЛИТМО — я поступил к Парфенову (Владимир Парфенов — декан факультета информационных технологий и программирования ИТМО, создатель едва ли не лучшей в России системы подготовки программистов — прим. ред.), но не пошел. И среди моих друзей-товарищей сразу стали появляться люди, которые умели быстро решать задачи, возникающие у Голанда в Нью-Йорке. Это Антон Лухт, Петя Лисовин, Илья Фейгин и другие ребята.

Сначала я нашел человека, который умел писать на Access, и он стал работать на нью-йоркского клиента. Потом появился клиент Telmar, которому нужно было что-то писать на Java. И я нашел своего одноклассника, который писал на Java.

— Java уже была распространена? Это какой же год?

— Да, Джава была. Это 97 год.

Потом, работая в том же «Веб Пласе» по ночам, мы дали объявление в “St.Petersburg Times” — газете для экспатов, которая недавно умерла — что ищем успешных, читающих “St.Petersburg Times” программистов, говорящих по-английски. На это объявление откликнулся прекрасный мальчик, который к тому же учился на матмехе в Университете. Его звали Алексей Миллер. И нас уже стало двое. Я считаю, что в этот момент появился петербургский офис DataArt.

Алексей Миллер — 1999 год.

Там же в «Веб Пласе», где я продолжал трудиться ночным саппортом, работал Миша Завилейский. Он занимался, кажется, каким-то биллингом. При этом, кроме этой работы, у Зава была команда из Филимонова, Дакса (Александра Макеенкова) и Антона Белова, которые, сидя в ЛИТМО, делали стартап под названием «Маркетсайт». Это было что-то про интернет и про рынок. Е-commerce cтартап, короче.

И в этот момент Женя говорит мне: «Леша, нам надо расширяться сильнее. Хорошая идея — искать разработчиков в Петербурге и продавать их американским клиентам». Так появился оффшорный бизнес.

Женя прилетел в Петербург, познакомился с Завом и его командой и решил, что это отличный способ расширить компанию.

Алексей Кривенков. Москва — 1999 год

— А ты все продолжал работать в «Веб Плас»?

— К тому моменту меня как раз оттуда выгнали, и мы сняли новый офис на Миллионной улице. Так появилась компания с офисами в двух местах через речку друг от друга — на Миллионной и в ЛИТМО.

Как раз тогда, из разработок для наших американских клиентов, появился прототип Mail.ru — сервиса, в котором люди могли заводить себе домены для почты и получать к этим доменам POP-доступ. При этом с экономией машин. Этот продукт назвался «Мультипоп». Я очень плохо программировал, поэтому позвал Диму Андрианова, которого знал по 30-й школе. Он уже работал программистом — да и вообще был гением программирования. Я его позвал, и он пришел. Компания росла.

Дмитрий Андрианов — 1999 год.

Потом мои друзья продали мне за 500 долларов домен Mail.ru. Мы развернули на этом домене «Мультипоп». Проект стал шевелиться, и Женя нашел в Америке денег, чтобы Mail.ru расширялось и развивалось. Это был первый миллион долларов, который пришел в русский интернет.

И в этот же момент Mail.ru стал отпочковываться от DataArt. Это были 1998–99 годы. Потом Mail.ru переехал в Москву, потому что в ЛИТМО, где стояли первые сервера, закончился интернет — Mail.ru стал отжирать больше половины канала из ЛИТМО в Москву. Мы перевезли сервера и примерно в это же время решили, что и офису Mail.ru будет лучше и удобнее в Москве.

Кривенков, Андрианов и Шутов распаковывают сервера. Москва — 1999 год

В этот момент мы с DataArt cтали двумя разными компаниями.

— Теперь вопрос про то, как у тебя все закончилось в DataArt.

— Я тоже переехал в Москву вместе с немногими новыми сотрудниками Mail.ru. Мы занимались Mail.ru, DataArt помогал, но мы поняли, что это две разные компании и каждая должна идти своим путем. И я стал от дел DataArt отходить.

Но DataArt оставался тесно интегрированным в Port.ru (так была названа компания Mail.ru для придания большей портальности почтовому сервису). Разработка во-многом велась сотрудниками DataArt, контентные проекты и дизайн тоже делались в Питере, Даня Дугаев занимался Internet.ru, Даня Лурье — music.ru. Я раз в неделю летал в Питер в офис на Мойке.

Кривенков и сервера Mail.ru — 1999 год

Женя Голанд продолжал руководить обеими компаниями, а потом в какой-то момент он решил, что командование Mail.ru лучше взять на себя, и меня уволил. Я продолжал оставаться акционером, провел какое-то время в вежливой должности директора по развитию. Mail.ru управлял Женя, а я, чуть-чуть поработав для приличия директором по развитию и поняв, что у нас разное видение ситуации, понял, что можно уйти. И так как я был не согласен с тем, как велись дела, я решил продать свою долю. Продал я ее Юрию Борисовичу Мильнеру— ныне великому интернет-инвестору, за совсем несмешные по тем временам деньги: мне тогда этих денег хватало лет на 10.

Так Юрий Борисович стал собирать себе Mail.ru.

— А кем был тогда Мильнер?

— Он тогда был в компании «НетБридж» и решил, что «НетБриджу» нужно сливаться с Mail.ru. В какой-то момент он перехватил управление и скупил все акции, как я понял.

В общем, после всего этого, с приличной для 23-летнего юноши суммой денег я провел какое-то время на пенсии. Я уехал в Италию, решил пожить там. Меня оттуда тоже выгнали, как и из Америки. Впрочем, я успел выучить итальянский, что приятно, но итальянская история для меня закончилась года за три.

У меня тогда все еще действовало соглашение о неконкуренции с Mail.ru, оно было долгое, поэтому интернетом я еще года 3 – 4 не мог заниматься. Сейчас я понимаю, что я мог на него наплевать или вообще не подписывать, но тогда мне это казалось важным. И я решил заняться чем-то, что к интернету не имеет никакого отношения. Чем-нибудь, что не для миллионов людей, а для считанных десятков, и не виртуальное, а реальное. И я придумал себе историю, что нужно делать бумагу ручной работы с водяными знаками. Я посмотрел, как в Италии в средние века делали бумагу, и решил, что нужно сделать в Москве такой физический стартап.

На этот проект ушло года три. Два года мы учились делать бумагу, еще год — ее продавать. Ни шатко, ни валко мы научились себя окупать. Стало понятно, что денег мы на этом не заработаем, но компания Paperman.ru просуществовала еще 10 лет. Умерла она буквально в последний новый год. Я ее продал менеджерам, и они все делали очень круто. Я и сейчас думаю, что из этого получилось бы что-то успешное, если продавать в Америке.

— У тебя же еще было много маленьких бизнесов?

— Да, я занимался обменом валюты, не очень удачными инвестициями в создание сферических панорам, а после этого я посвятил свое время музыкальному бизнесу. И приложил руку к сумасшедшему росту одного из самых больших, гм, музыкальных сайтов. Не буду называть его имя, потому что это по-прежнему мне можно инкриминировать.

Потом, уже в новой компании, мы сделали кучу классных телевизионных и видео сайтов: Zombobox, Moskva.fm, Piter.fm.

— Еще же был сервис, который считал рекламу?

— Да, «Admonitor». В общем, мы делали разные вещи, связанные с распознаванием звука и видео-изображения. Сделали мы это гораздо раньше Shazam, но, как обычно, эпически все просрали в смысле маркетинга и продаж. Был такой сервис Tunatic, распознающий по звуку песню. Его какой-то француз сделал. Сначала я думал этот сервис купить, а потом быстрее нашел в Белгороде человека, который сам такое же написал. Мы начали Москву.фм на его алгоритмах, потом с чуваком из Израиля переписали «Москву» под его алгоритмы — это было быстрее и удобнее.

— Потом были выборы?

— Да, потом, в 2012 году, к нам свалилась история про выборы Путина и про то, что на всех участках нужно поставить камеры. За три месяца до выборов, в декабре, мы набрались наглости и сказали, что сделаем систему, которая со ста тысяч участков по всей стране, с двухсот тысяч камер будет транслировать видео и показывать его пяти миллионам россиян.

— Как в сериале “Silicon Valley”?

— Возможно. Мы сказали всем сотрудникам, что выкупаем по двойной цене их забронированные на Новый год билеты и гостиницы, и что никто никуда не едет, а мы делаем систему. Нам помогали наши заказчики, которые еще больше нашего боялись, что все провалится. И у нас все получилось. В тот единственный день, ради которого было потрачено столько государственных денег, система сработала идеально. На ста тысячах ноутбуков с линуксом и двумя USB-камерами стоял наш софт, который позволял их настроить, привязать к участкам, назвать камеры, прописать всю мета-информацию, послать всю эту информацию к нам в ЦОД по очень разного качестве каналам и оттуда протранслировать на кучу людей. Нам ужасно повезло, потому что вся эта штука в течение суток работала и не сломалась. Так что это тоже предмет гордости.

С тех пор мы продолжаем заниматься подобными трансляциями. Делаем для Ростелекома трансляции выборов и для Рособрнадзора трансляции экзаменов ЕГЭ. Недавно, например, запалили целый класс детей в Мордовии во время сдачи ЕГЭ по химии. Из класса выходит последний надзиратель, и дети, забыв про камеры, достают из лифчиков, трусов и штанов свои телефоны, фотографируют свои экзаменационные листы и судорожно кому-то отправляют. Через 40 минут на этом же видео-потоке видно, что возвращаются учителя и говорят: «Ребята, на вас смотрела вся страна, приходите через год, ваш экзамен аннулирован, сопротивление бесполезно, сдавайте свои листочки».

Мне кажется, что это хорошая и полезная вещь, потому что детям, которые честно сдают ЕГЭ, эта штука помогает с большей вероятностью поступить в вузы, чем детям, которые списывают, жульничают или вступают в сговор с принимающими экзаменаторами. Особенно это актуально в Ингушетии и Чечне.

— Там тоже везде стоят камеры?

— Да. И это реально помогает. Более того, в Рособрнадзор специально был взят чеченец (Музаев Анзор Ахмедович, заместитель руководителя Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки – прим. ред.), который помогал с тем, чтобы эта система вся работала там у них. За школьниками наблюдают распределенные добровольные наблюдатели, отмечают подозрительные моменты, эскалируют это старшим наблюдателям и те решают, стоит ли на месте вмешаться и остановить экзамен, или проверить ребенка на какие-то шпаргалки.

— А ты до сих пор там?

— Да. В декабре мы продали эту компанию «Ростелекому». Она называется «Рестрим», и я в ней сейчас работаю.

Мы до сих пор иногда работаем с DataArt на новых проектах. Команда из Воронежа трудилась над частью нашей мегасуперплатформы для интерактивного облачного телевидения, мы заказывали Питерским разработчикам DA прототип мобильной геолокации, удобных контролов в айфон для Москвы.ФМ. В круглосуточной гонке с предвыборными трансляциями нас сильно выручили админы (Гриша Бурмистров и ко).

— Как тебе кажется, что тебе дал DataArt?

— DataArt мне дал все то, чем я могу гордиться в этой жизни. Если бы судьба так мной не распорядилась, если бы Женя Голанд не был так открыт и не доверился мне когда-то, то я был бы другим человеком, занимался бы другими делами, и я абсолютно не могу представить, что было бы с моей жизнью.

Евгений Голанд на неизвестной пресс-конференции

— C Женей же вы общаетесь до сих пор, несмотря на увольнение?

— Да, мы общаемся, и я считаю Женю мудрейшим человеком. Сразу после расставания мы лет пять с ним не разговаривали и не общались. Я тогда держал на него какие-то обиды, но сейчас все изменилось. Я по-прежнему считаю, что он один из мудрейших и великодушнейших людей из тех, с кем я в этой жизни знаком. Я думаю, что он определил все то, что со мной произошло.

При этом, благодаря всему этому стечению событий, я поучаствовал в судьбе большого количества людей, которые и сейчас работают в DataArt. Я брал на работу Зава, Миллера, Димаса, Юлю Жукову (теперь Завилейскую), Таню Мазуренко (теперь Андрианову), я был знаком с Викой Виноградовой (теперь Миллер) через общих знакомых в Москве.

Кривенков, Андрианов и Шутов. Москва — 1999 год.

Автор: DataArt

Источник ^[1]