Минутка Sound Studies: о культурном смысле звука

Мы привыкли воспринимать звук как набор технических характеристик. Описывая звуки, мы говорим об их высоте и громкости, мощности и частоте, источнике и направлении.

Звуки, однако, можно понимать и по-другому — как набор культурных привычек и норм. Восприятие звука человеком зависит не только от его (звука) физических характеристик (длины волны или частоты), но и от социального контекста, в котором этот звук создавался или в котором его слушали. Эти контексты, нормы и смыслы менялись с развитием технологий, трансформацией общества и сменой культурных парадигм.

^[1]
Фото ^[2] NTNU / CC BY-SA 2.0 ^[3]

Что такое Sound Studies

То, как люди воспринимали, осознавали, описывали и осмысливали звук, изучает одно из направлений культурных исследований, называемое «sound studies» (достаточно хорошего перевода на русский язык, как водится, пока нет). Это интердисциплинарное направление, которое (преимущественно) изучает развитие понятия «звук» в западном обществе модерна. По сути, это культурное исследование того, как менялось человеческое восприятие звука с течением времени, особенно — с появлением и развитием звукозаписывающих технологий.

Когда речь заходит о том, как мы воспринимаем окружающий и мир и как это восприятие изменилось с развитием новых технологий, почти всегда главным предметом интереса становится зрение, исследование визуального, изучение процесса наблюдения. Есть очень много исследований, посвященных тому, как мы смотрим на картины и иконы, как мы воспринимаем перспективу, как изменилось наше зрение после изобретения фото- и видеокамеры. Намного меньше исследований посвящено звуку.

Один из важных (почти фундаментальных) текстов в sound studies — книги Джонатана Стерна, музыканта и профессора из Университета Питтсбурга. В 2003 вышло его исследование культурных предпосылок появления систем для репродуцирования звуков, The Audible Past. В нем он рассказывает о том, как, например, изобретение стетоскопа в 1816 году дало человеку возможность услышать звуки, издаваемые его собственным организмом.

Позднее всеобщая увлеченность звукозаписью стала частью культурного тренда, охватившего западный мир — сохранение, «презервация» всего, чего только можно. Если рассматривать развитие общества с этой точки зрения, запрос на разработку звукозаписывающей технологии и, например, потребность в создании законов о сохранении архитектурного наследия имеют под собой общую культурную предпосылку.

Sound studies — широкое исследовательское поле. В рамках этого направления изучают звуковой ландшафт, принципы архитектурной акустики (она, как известно, играла важную роль во многих религиях и культурах), звуки природы, историю звучания в западной философии и многое другое. Есть и темы на стыке культуры и социологии — например, исследования (ссылка на PDF ^[4]) того, как воспринимают звук и как слушают в исламских сообществах.

Звуковой ландшафт

Культурный ландшафт — это совокупность всего природного и антропогенного, порожденного сознательной человеческой деятельностью. Звуковой ландшафт — это система всех звуков, которые присутствуют в окружающей человека среде.

Согласно sound studies, звуковой ландшафт на самом деле складывается из формально одинаковых элементов, но люди всегда воспринимают его субъективно, с позиции собственного опыта, воспитания, настроения, уровня опосредованности и многих других факторов.

Этот термин придумал канадский композитор Рэймонд Шафер. Он подвел под это понятие довольно сложную диалектическую систему. В её центре — звуковой ландшафт как то, что может быть воспринято человеком. Иными словами, это не объективная совокупность звуков в каком-либо месте, а набор восприятий. Шафер использует понятие звукового ландшафта, чтобы попытаться объяснить мир так, как его понимают живущие в нем люди.

По Шаферу, ландшафты могут быть hi-fi и lo-fi. В первом варианте соотношение сигналшум идет в пользу сигнала. Такие ландшафты — это, например, поля или леса, где мы можем почти одинаково хорошо расслышать как то, что происходит рядом, так и то, что происходит далеко от нас. Во втором случае соотношение обратное — сигналы, единицы информации, теряются в шуме. Это города и другие шумные места, где мы чаще всего можем реагировать только на какие-то непосредственно направленные на нас внешние раздражители.

Исследования звукового ландшафта породили понятие «акустическая экология». Шумовое воздействие в городах постоянно растет, от этого страдает нервная система, органы слуха. С этим пытаются бороться — с помощью законов, утверждающих допустимые уровни шума, подходов к городскому планированию, архитектурных решений. Саундскейпы также используют в музыке ^[5] — это записи или наложения друг на друга самых разных звуковых ландшафтов.

Живая музыка

В 1936 году философ и теоретик культуры Вальтер Беньямин написал своё знаменитое эссе «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости». В нем он рассуждает о том, как технические репродукции лишают оригиналы «ауры» — единственности, постоянства места и времени. Беньямин рассуждает (преимущественно) о фотографии и кинематографе, которые лишили «ауры» традиционную живопись и театр. Репродукция лишена «здесь и сейчас» — необязательно идти в театр, можно посмотреть кино. Необязательно ехать через полмира в Лувр — можно посмотреть фотографию Моны Лизы.

После появления звукозаписывающих устройств звук тоже перестал существовать в моменте, быть единственным и неповторимым, лишился «ауры». Своё, разумеется, взял капитализм: росла ценность пластинок и кассет, которые порой позиционировались как нечто лучшее и более совершенное, чем живая музыка (реклама ^[6] с Эллой Фицджеральд, которая не слышит разницы между живым выступлением и кассетной записью).

Кассеты ценились за высокое качество воспроизведения и сохранения звука. Ценность уникального аудиовизуального опыта (живых выступлений) ушла на второй план.

Но мы сейчас наблюдаем обратный тренд. Записанный звук — растиражированный, общедоступный, часто бесплатный воспринимается как лишенный ценности. Подлинники вновь вернули свою ценность по сравнению с «картинками в интернете» — но в самой этой формулировке уже заложено интересное культурное явление.

Если раньше объекты искусства были ценны из-за своих культурных или ритуальных функций, то сейчас они уникальны как минимум потому, что оригинальны. Основная ценность картин больше не в том, что на них изображено, — всё это можно увидеть на многочисленных репродукциях. Они ценны, потому что сохранились, потому что признаны великими, потому что являются памятниками самим себе.

Точная копия — всё равно лишь копия, вторичная по отношению к оригиналу, даже если она разделяет все его формальные и технические свойства. А подлинник первичен по отношению к копии, и в этом его власть, «власть оригинала». Живое выступление может быть хуже по звучанию, чем студийная запись, сыграно с ошибками, прервано ревом толпы, испорчено погодой, но для аудитории оно зачастую будет ценнее репродукции (которая звучит лучше, которую можно послушать в любое удобное время и так далее). Ценность оригинала, ценность живого выступления — это культурная конструкция.

Сверхценность тишины

Ещё одна современная культурная ценность — тишина.

Когда мир перегружен сигналами и информацией, человек теряет возможность её эффективно обрабатывать. Мы слышим очень многое, но воспринимаем очень мало ^[7]. А для современного человека важно рефлексировать окружающий мир. Это ещё одна культурфилософская концепция — любой опыт ничего не значит, если человек не осознал его и не придал ему смысл. Опыт — главное понятие в философии Джона Дьюи, американского педагога, философа и прагматика.

Погоня за тишиной настолько актуальна, что стала самостоятельным опытом. Если раньше люди были готовы проехать полмира, чтобы услышать что-то (концерт артиста, оперу, даже природу), то сейчас люди путешествуют, в том числе чтобы не слышать ничего ^[8].

Тишина — тоже своего рода социальный конструкт, сильно зависящий от контекста. Сейчас мы ценим тишину — она дает нам возможность сосредоточиться, отдохнуть от шума. Мы ищем тихие кафе, выбираем тихие номера в отелях и тихие локации для отпусков, уходим с тихие переговорки из шумных опенспейсов. А, например, сразу после индустриальной революции тишина считалась признаком неправильности, поломки. Шум был аналогией жизни, правильного функционирования механизмов. Но сейчас шума стало слишком много ^[9]. Это пример того, как социальная ценность одного и того же явления меняется со временем.

Звук — это не просто физическое явление. Sound studies дают возможность посмотреть на него с неожиданной стороны — как на совокупность культурных норм, социальных контекстов и даже философских теорий.

Автор: Audioman

Источник ^[10]