Строим реактивный ранец: 57 годовщина первого полета и интервью с первым в мире пилотом

20 апреля 1961 года — первый в мире полет на ракетном ранце.

Bell Rocket Belt ^[1] — первый взлетевший аппарат. Подробнее драма описана тут ^[2]. Если коротко, то изобретатель Венделл Мур 17 февраля 1961 года на тренировке повредил ногу, поэтому первым летать пришлось Гарольду Грэму (Harold Graham).

Под катом — перевод интервью с первым в мире пилотом.

— Меня зовут Хол Грэм, 45 лет назад я стал первым в мире пилотом реактивного ранца.

— А как это произошло?

— Это произошло, потому что изобретатель, тот, кто все это создал, человек с идеей, инженер изобрел этот ранец, так, но он не мог просто попросить кого-то еще летать на этой штуке, а самому ему было около 40 лет, поэтому он сам забирался в этот ранец, испытывал его неоднократно, очень многое нужно было выявить в то время.

— Да, конечно.

— … и, к сожалению, а для меня-то к счастью, ему нужен был более молодой парень, а я занимался хоккеем, качался тогда, и вот он взял меня.

— А вы в то время были подростком?

— Ну, 26-летним подростком. Мы поделили роли, у него были утренний заход, а мой – во второй половине дня. Это работало нормально два первых дня, на второй день у нас произошло падение, он упал, сломал колено и все, он выбыл из испытательной части. Поэтому вместо того, чтобы вместо половины работы, раз в день, я стал делать всю. Стал представителем. Так я попал во все это. У меня был некоторый опыт в…

— Но как они нашли вас?

— Ну, тогда, неделю до этого я ушел из Bell.

— Вы ушли из Bell? А что вы делали в Bell?

— Да, ушел из Bell. Я был инженером-ракетчиком и участвовал в работе над проектом Джона Глена, помните такой… у Bell была задача разработать систему стабилизации. Было очень много работы. Год с половиной я работал по две смены, три смены подряд, семь дней в неделю, и знаете, полтора года такого… девушек я вообще не видел, хех, еще я вот помню, еду домой и засыпаю на светофоре, домой попадал в 7 утра… в какой-то момент подумал: «ну, все – хватит». В общем, они искали парня, и сказали «давайте возьмем его, он вроде бы в теме». Они меня вызвали, говорят «проходи, посмотри, чем мы тут занимаемся, на чем будешь летать». А я сказал: «О, так это же в дневное время! И пятидневка! Записывайте меня!».

— А вы были до этого пилотом-испытателем или стали уже после?

— Не понял… А, нет, вот как раз Bell и военные хотели донести мысль до покупателей, ну, главным образом, это и были военные, что любой, случайный человек с улицы смог бы это, ему не обязательно быть пилотом… И все же! В процессе мы ездили в разные места, демонстрируя ранец, и мы работали бывало в ужасных условиях, жара, холод… К тому же, каждый человек в этом проекте, три четверти участвующих в этом проекте, были инженеры Bell, были пилоты… Это словно заниматься любовью, это чувство полета, хочется сказать, эй, я тоже так хочу…

— Эй, я тоже так хочу (женский смех)! Когда вы впервые одели эту штуку и первый раз поднялись в воздух, каково это было?

— Это очень памятный момент. Самое высокое артериальное давление, которое у меня когда-либо было, – 140 и было оно перед первым полетом со страховочным тросом. Т.е. у меня была страховка, и все же…

— Было страшно?

— Артериальное давление лишь дополнительное свидетельство – это был момент наивысшей сосредоточенности в моей карьере.

— Что вам больше всего нравилось?

— Приземление. Безопасное приземление.

— Серьезно? А вам не нравилось быть там, наверху?

— Знаете, в фильмах они там показывают, как летают, говорят что-то отвлеченное, но честно говоря, в тот момент, когда вы отрываетесь от земли, вы думаете: «ладно, у меня есть максимум

21 секунда, и я очень хочу, чтобы мои малыши (показывает вниз) добрались до земли», при этом за 15 секунд. Т.е. знаете, ну и что такого – пролететь перед президентом Кеннеди, подумаешь, большое дело, что, кстати, было забавно, но вот добраться бы до земли целым и невредимым, это первое о чем думаешь. Потом уже да, думаешь «а ведь неплохо вышло-то», но в момент взлета – как бы целым вернуться.

— Понимаю, нужно держать в голове кучу вещей, а не охать и ахать по сторонам.

— Вообще в целом все проходило хорошо, но, поймите, это ведь не за штурвалом сидеть, посматривая на убегающий ландшафт.

— Как вы сейчас летаете?

— Да, сейчас я летаю, но только уже часов шесть за штурвалом, а не 16 секунд.

— Вы ведь сменили профессию инженера на пилота?

— Ну да, любовь к полетам для меня словно экстази, ничего нет более вызывающего, нужно многое учесть, погоду, условия посадки, и т.д. Знаете, за рулем на шоссе вы таких впечатлений не получите.

— Т.е. это ваша страсть?

— У меня было много страстей… знаете, будучи ребенком, вас то одно захватывает, то другое. То мотоцикл, то рыбалка со спиннингом, но потом эти увлечения проходят, а дальше в жизни вы уже специально концентрируетесь, фокусируетесь на чем-то. Но вот полеты, наверно, единственная вещь, верность к которой я сохранил с далекого 1961 года.

Часть 2

— Когда на вас был ранец, как люди реагировали? Что подвигало вас на это?

— Что ж, если вы говорите о чувстве крутизны (смеется), то да, это, конечно было. После каждого полета подбегали репортеры с фотоаппаратами, люди аплодировали, хотя я и не слышал этого из-за шлема, но я видел ликующую толпу, на записях потом видел, что все смотрели на меня.

— Это ведь тоже что-то значило для вас, помимо безопасного приземления?

— Ну, это вопрос не очень по мне… Быть пилотом чего-то совершенно нового, ранее не известного, это очень необычно.

— Но у вас уже был подобный опыт, вы же работали над проектом «Меркурий», да и в других, а это же тоже проекты-пионеры в своей области…

— Да ладно вам, над проектом «Меркурий» работали, может, тысяч десять инженеров. Вы же не думаете, что я мог сказать: «Эй, Джон Гленн, все там норм, я протестировал»… В Bell работа велась в цехе, у меня был очень маленький участок работы. А в случае с ранцем – так я же в нем! Я в центре фокуса.

— А вы все еще навещаете реактивный ранец? Почему?

— А как же, столько времени этому посвятил, все знакомые люди. Я, бывает, выступаю там с презентациями. 46 лет все-таки назад это было, порядочный срок, открыткой не отделаешься.

— А что вам не нравилось в вашей работе?

— Терпеть неудачи.

— А когда это случилось?

— В Кейп-Канаверал у нас была демонстрация с использованием платформы на башне, на которую, как было задумано, я должен был взлететь, но что-то пошло не так, поэтому людям пришлось срочно уходить с башни, чтобы не пострадать. Тогда демонстрация не удалась. Полет закончился моим падением с высоты 6-7 метров, я тогда ударился сильно головой.

— Бог ты мой…

— Да ну, ничего, видите, жив до сих пор. И мы не знали тогда, почему так вышло. Только через пару лет поняли причину.

— А было что-то, что подтолкнуло вас к полетам? Или, может быть, был кто-то, кто вас вдохновил в какой-то особенный момент?

— Вы имеете в виду на самолете или с реактивным ранцем? Потому что, знаете, это довольно разные вещи… Не могу назвать какое-то отдельное событие, скорее их было много. Как я говорил, в проекте с ранцем были три-четыре пилота, один из них брал меня с собой полетать… Т.е. идея стать пилотом как-то накапливалась потихоньку, чуть здесь, чуть там. Ко мне иногда потом подходили люди и начинали: «вот, я всегда хотел летать, но нет времени и т.д. и т.п.», – на что я им отвечал: «смотри, возьми сто долларов, езжай на местный аэропорт, возьми один урок, и через один час ты уже будешь знать, твое это или нет». Ведь это ж как заниматься … (смеется и махает рукой).

Бумстартер ^[3]
Новости в Фейсбучеке ^[4]
Группа Вконтакте ^[5]
Новости в Телеграм ^[6]
Страничка реактивного сноуборда ^[7]

Автор: Алексей

Источник ^[8]