0x000E

    Штоколов все-таки продержал Даника с Сергеем в приемной на последнем этаже офисного здания, расположенного в центре лондонского Сити на территории так называемой «Квадратной мили», пятнадцать минут. Это здание облюбовали еще несколько инвестиционных компаний, но расположение «Глобал-Инвест» на последнем, верхнем этаже, говорило о том, что Штоколов позиционировал свою как самую крупную из них.

    – Круто, конечно, но, надо признать, хоть это и дорого, но такая… скромная дороговизна, – Даник произносил эти слова, оглядывая окружающие пространства. Приемная выглядела огромной, так что секретарь, дама средних лет, находилась от них на таком расстоянии, при котором они могли негромко переговариваться, будучи уверенными в том, что она их не услышит.

    – Скромная дороговизна! Это оксюморон, правильно будет – дорого, но со вкусом.

    – Если у продюсера нет вкуса, то какой это продюсер?

    – Это он когда-то продюсером был, а теперь просто финансовая акула!

    – Ну, давай тогда – просто акула!

    – Акула, чтоб ты знал, самая древняя рыбина на земле, ну, из крупных и хищных.

    – Это ты к чему?

    – Умная очень и жестокая.

    – Даник, я уже боюсь к этому Жоре заходить.

    Георгий, впрочем, оказался вполне приветливым импозантным мужчиной. Свежий загар на немолодом, но подтянутом, очень ухоженном лице, темно-синий костюм в меловую полоску, белая рубашка и темно-синий галстук в мелкий желтый горошек. Он заговорил:

    – Ребята, рад видеть вас у себя! Жаль только, не в полном составе…

    Его слова и действия сообщили тонко чувствующему Данику две вещи: первое – это то, что влиятельный и очень богатый господин присел, как говорится, на корточки, стараясь приблизить себя к их позиции никому не известных стартаповцев: тут и «ребята», и соответствующий тон, и демократический жест расстегивания пиджачной пуговицы. И только после этого – выход из-за стола и рукопожатия. И второе: явное разочарование отсутствием главного человека из стартапа, Коэна.

    Секретарь внесла поднос с кофейником и чайником. Но получив знак от хозяина – «мы сами», – не стала предлагать: «Кому кофе, а кому чай?» и спешно удалилась, бесшумно закрыв за собой дверь.

    Георгий вначале показал глазами на поднос, а потом по-мальчишески прищурился и совсем уже по-свойски предложил:

    – А может, по стаканчику? – и, чтобы «стаканчик» не испугал своими размерами, показал его небольшую величину, сблизив большой и указательный палец на расстояние пяти сантиметров.

    – Hardy Perfection Fire! Ребята, вам ведь где-то около сорока? А этому коньячку – на сотню больше.

    Сергей переглянулся с Даником.

    Многозначительность в их переглядывании означала: парень на крючке, и отказываться от стопки такого коньяка некорректно, да и когда еще такого попробуешь! И они согласно кивнули головой.

    Среди кофейных чашек на паре блюдец желтел тонко нарезанный лимон, что свидетельствовало о продуманной подготовительной работе Штоколова и его «русскости». Закусывать такой коньяк лимоном – это словно пить из банного ковша для полива раскаленных камней, как в сцене фильма Шукшина «Калина красная», Rémy Martin. Посчитав, что отношения налажены, Штоколов начал.

    – Двадцать пять лимонов, – он в это время, удобно расположившись в своем кресле, посасывал лимонный ломтик и этот каламбур посчитал удачным, – большие деньги!

    С сомнением поглядев на желтую бугристую лимонную кожуру, отправил ее в рот. Чуть поморщившись, неожиданно переключился:

    – Елена – такая красавица!

    Сергей хмыкнул.

    – Да, такая красавица, – продолжил Георгий и, проведя пальцем по краю тарелочки с лимоном, с грустью посетовал: – Красавица и чудовище в одном флаконе. Жуткая история. Так вот, двадцать пять миллионов – большие деньги, очень большие…

    Даник не выдержал:

    – Мы понимаем, очень большие деньги!

    Штоколов оживился:

    – Ну, вы понимаете? Это хорошо. У нас сегодня доверительная встреча, такая прикидка, предварительный разговор, но мне ваша идея интересна, очень интересна, но…

    На этот раз Сергей, улыбнувшись, продолжил:

    – Но очень большие деньги.

    – Может, еще по рюмочке? – Георгий с сомнением посмотрел на собеседников, уверенно отказавшихся от замечательного коньяка.

    – Так вот, – его тон наконец приобрел деловую интонацию. – Я в такого рода делах человек с опытом, с очень большим опытом, и этот опыт мне подсказывает, что ваша игра может иметь успех, большой успех, и в таком случае эти двадцать пять миллионов могут превратиться, – он налил себе коньяк, поднял стаканчик и закончил: – в огромные деньги!

    Паузу, пока Георгий высасывал кислинку из очередного лимонного ломтика, заполнил Даник:

    – Мы и сами на это рассчитываем!

    – Ну вот! Огромные деньги, они ведь требуют управления, это не счет в банке открыть. Ими надо уметь распоряжаться… Так может, все-таки, еще по капельке? Ну, нет так нет. В общем, хоть вы ребята очень умные, но вы все-таки программисты, а не финансисты, и у меня возникла такая идея… Я вас финансирую, вы создаете контент, а я управляю деньгами и общим продвижением этой темы на рынке. Что вы думаете, как вам такой расклад?

    – Мы бы предпочли стандартный договор с вашим участием в виде фиксированного процента, – Даник произнес приготовленную фразу без эмоций, охладив азарт разгорячившегося инвестора.

    – Зря вы так! Это явно неординарный проект, и финансовая сторона дела будет требовать высококвалифицированного управления.

    – Уважаемый господин Штоколов, – Сергей встал, – вы правы, мы программисты, мы действительно не имеем специального образования в финансовой сфере. Но мы быстро учимся.

    Приятели увезли с собой три приготовленных Штоколовым варианта контракта.

    Уже вслед уходящим визитерам Георгий закруглил тему:

    – Повторяю, это предварительная беседа, не требующая ни от одной из сторон принятия немедленных решений. В следующий раз я надеюсь увидеть вашего – не знаю пока, как звучит его должность: директор или президент – Илью Коэна. А с нашей стороны этот кабинет будет заполнен десятком моих специалистов. Очень надеюсь, что наши позиции сблизятся, – и он снова показал, каким небольшим должен быть стаканчик для коньяка.

    Сергей пересказал состоявшийся между ним, Даником и Штоколовым разговор вечером этого же дня в номере отеля «Hilton». Илья предложил распечатать предложенные варианты договоров в пяти экземплярах для того, чтобы все высказали свое мнение по этому поводу в ближайшие несколько дней.

    – Нам нужно прийти в себя после непростых событий этих двух недель. Нужно закончить дела, связанные с прежним местом работы. Я думаю, на это понадобится еще две или три недели. И после этого у нас останется чуть больше месяца на то, чтобы подготовить материал для лондонской полиции.

    – Месяца не хватит! Я предлагаю начать немедленно. Поработаем удаленно. Слава богу, у каждого дома достаточно технических возможностей, чтобы справиться со своей частью работы. Нужен координатор, и это, видимо, ты, – обратился Игорь к Илье.

    – Создадим для ментов контент, и они отвалят нам столько бабла, что и Штоколова сможем послать куда подальше.

    Эту Сашкину шутку никто всерьез не воспринял. Но неясное предчувствие возможного поворота в их судьбах повисло в кондиционированном воздухе гостиничного номера.

    Илья быстрее всех закончил свои дела в Тель-Авиве и прилетел в Торонто к Смолкину. Канада, по их общему мнению, была тем самым удобным и спокойным местом, в котором друзья решили устроить базу для дальнейшей работы над проектом. Смолкины отвели Илье гостевую комнату на втором этаже своего коттеджа. Он провел в этом уютном доме полтора месяца, оставаясь в гостях и после того, как подготовленные материалы отправились по двум адресам: старшему инспектору Олсоппу Оливеру и суперинтенданту Одли Коннору. Один документ был обозначен как «Идентификация человека по его движению», второй – как «Красное облако».

    Коэн со Смолкиным провели некоторое время в поисках помещений для офиса, соседствующего с некоторой свободной территорией, которая впоследствии могла бы понадобиться для более широкой инфраструктуры, соответствующей их планам развития. В конце концов, Илья почувствовал, что его поездка слишком затянулась – так надолго он своих близких прежде не оставлял.

    И когда среди ночи зазвонил телефон, на дисплее которого высветился номер его жены, Илья не на шутку встревожился. Но Алла его быстро успокоила:

    – Илюшечка, у нас все замечательно, я просто не утерпела. У нас ведь уже девять утра, и я включила компьютер. Тебя приглашают в Лондон, в Министерство внутренних дел, к этому, самому главному… к комиссару.

    Коэн приехал в ресторан отеля «Астория» прямо из аэропорта Нью-Йорка. Он не стал звонить друзьям после того, как покинул кабинет Комиссара Лондонской полиции в Скотленд-Ярде. Это было, конечно, мальчишеством, но ему вдруг страстно захотелось накалить интригу до консистенции расплавленного металла.

    Все собравшиеся, чувствуя его состояние, не произносили ни слова. Делали вид, что их очень волнует, не капнет ли на скатерть коньяк, который Илья разливал по бокалам из той заветной бутылки, на дне которой светились золотом пять именных перстней-печаток. Когда эти золотые изделия улеглись на дно бокалов, все согласились с тем, что достать их будет позволено только после того, как коньяк будет выпит. Но перед тем, как к этому приступить, нужно было услышать тост. Илья встал, поправил пиджак и галстук, продлевая паузу, обостряя драматизм момента.

    – Сумасшедшие бобби отслюнили нашему «Перекрестку» восемьдесят пять миллионов английских, мать их, фунтов стерлингов! – и, успокаивая взметнувшуюся влагу бокала, закончил: – После уплаты налогов. Лехаим!

    Вмиг опустевшие бокалы, брошенные об пол восторженными миллионерами, не разбились, приземлившись на толстый ворс коврового покрытия, но этот конфуз не смог погасить охватившего всех восторга. Говорили, кричали все одновременно. Коэна душили в объятиях. И только Даник членораздельно произнес:

    – Можно, я позвоню Штоколову?

    Смолкин, в тон ему, предложил найти тот столетний коньяк, от которого все так тащились, и преподнести ему в подарок, подсластив пилюлю.

    Илья возмутился:

    – Что за дешевые понты местечковых мстителей? Всех прощаем и начинаем тяжело и много работать. Мы выиграли первый раунд, впереди еще….

    – Илья, дай народу повеселиться! – Даник молитвенно сложил перед собой руки. – Сейчас из них выйдет все плохое, мелкое и злобное, и они станут такими хорошими, чистыми и благородными, что работать с ними будет сплошное райское наслаждение.

0x000F

    Илья вместе с еще несколькими мужчинами и женщинами сидел в небольшой комнате, одна стена которой представляла из себя зеркало Гезелла¹. Они наблюдали за тем, что происходит в соседнем помещении, большом и светлом. Стены и пол в этом двухсотметровом зале были выложены мягкими разноцветными матами: белыми, голубыми, красными, желтыми и зелеными.

    В зале находились двенадцать детей: мальчиков и девочек, совсем маленьких, от трех до пяти лет, и шестеро клоунов в толстых дутых нарядах, трое из которых представлялись ромашками: они были одеты в белые комбинезоны и желтые шапочки. Трое других, в зеленых, покрытых крапивными листьями курточках и в шапочках из остроконечных зеленых листиков, увенчанных тонкими белыми усиками, сразу получили прозвище «крапивники». Зеленые были очень плохими: вредные, хитрые, вероломные обманщики, а «ромашки» являлись их прямой противоположностью: добрые, доверчивые, милые и наивные. И вот эти добрые «ромашки» никак не замечали, что «крапивники» их все время обманывают и обижают. Зато дети это прекрасно видели, и каждый раз, когда «ромашкам» не доставалось ни одной конфетки при дележе сладостей, они всячески проявляли свое негодование и кричали им изо всех сил: «Смотрите, они вас обманули, они все украли!» – но «ромашки» не верили в такую непорядочность своих партнеров.

    Приносили другие подарки, игрушки – и снова все они оказывались в руках противных «крапивников», и только после третьего раза «ромашки» вдруг начинали догадываться, что дети правы, и тогда они пытались сопротивляться коварным зеленым плутам, а те, только этого и дожидаясь, на добрых «ромашек» нападали. «Ромашки» очень пугались, убегали, неумело отражая атаки зеленых хулиганов и просили малышей их защитить. И тут дети оказывались богатырями: стоило им прикоснуться к зеленым толстякам, как те отлетали от малышей с громкими криками, словно футбольные мячи. Они катились по матам в своих дутых комбинезонах, размахивая руками, словно пытаясь остановиться, на самом деле раскручивая себя еще сильнее. На их лицах страх сменялся глубоким раскаянием, а затем искренним желанием извиниться и подружиться с «ромашками» и детьми.

    Восторгу малышей не было предела. Все эти действия сопровождались неудержимым детским весельем. Раскрасневшиеся, размазывающие по своим личикам выступившие от смеха слезы, они метались, падая и вскакивая, вокруг выясняющих отношения клоунов, непрерывно сообщая им о том, что происходит на самом деле, а в финале расправы над раскаявшимися обманщиками все завершалось братскими объятиями и поцелуями.

    И в этой суете, вакханалии движений, смеха, переживаний и радости от торжества добра над злом, дети забывали о своих ручках или ножках, погруженных в коллагеновую капсулу, внутри которой размещалась матрица, пронизанная тончайшими нано-нитями – направляющими, по которым постепенно формировались сосуды, нервные волокна, костная и мышечная ткань. Капсулы были так плотно и надежно присоединены к телам детей, что те не ощущали опасности нарушения этой целостности и вели себя свободно.

    Илья заходил в комнату со стеклом Гезелла один-два раза в неделю. Он испытывал огромное удовольствие, наблюдая за детьми и присутствующими рядом с ним их родителями. Иногда, когда он замечал, что кто-то из его знакомых впадал в ипохондрию, он приглашал его посетить реабилитационный центр, и хватало десяти минут наблюдения за представлением в зале за стеклом, чтобы человек забывал о своей депрессии.

    Уже несколько лет Коэн не занимался «игрой». Она жила своей собственной жизнью. Его новая среда обитания состояла из шума работающих механизмов, воздуха, пронизанного строительной пылью, многоголосья разноплеменных крепких мужчин в оранжевых касках и униформе лучшей строительной компании страны. Он создавал новую реальность, превращая часть полуострова на юго-востоке Канады в остров Надежды. Вначале трансформировались в шоссе пыльные, разбитые проселки, по которым катились большие грузовики со строительными материалами, бетономешалки, краны и автобусы с людьми. Строители высаживались из этих автобусов, и их руки постепенно преображали картину пустынной, поросшей кустарником восточной окраины полуострова. Коэн наблюдал за тем, как возводились стены, пролеты этажей, как начинали отсвечивать солнечными бликами стекла новостроек, как заливались асфальтом дороги и выстраивалась бетонка взлетной полосы аэродрома. Он прилетал в место будущего своего обитания и улетал на назначенные в разных странах встречи с производителями медицинского оборудования, с профессорами, учеными-медиками, психологами, юристами. Он собрал команду лучших в мире исследователей по микрохирургии, пластике, разработчиков медицинских нанотехнологий, химиков и физиков. Шестнадцать этажей клиники соседствовали с шестнадцатиэтажным зданием института трансплантологии и регенерации конечностей. Архитектуру этого комплекса замыкали отель с парком и бассейном и здание аэропорта, рассчитанного на обслуживание шести специально оборудованных бортов, способных оказать максимальную помощь при травмах конечностей разной степени сложности.

    Игра жила своей жизнью. И ее контролировали его друзья. Сбылось предсказание Смолкина: уборщиц понадобилось для обслуживания офисных этажей, заполненных сотрудниками «Перекрестка», действительно немало.

    Сбылись и мечты Ванды: дочернее предприятие «Перекрестка» открыло фабрику по производству фирменной одежды: от ассасинов до гангстеров северной Америки, от японских ниндзя до российских жандармов начала прошлого столетия, от Пинкертона и Шерлока Холмса до Эжена Франсуа Виддока и древнекитайского судьи Ди. Возникло множество сообществ со своими героями, своей униформой, положениями и уставами. Одежда, которую изготавливали на фабриках «Перекрестка» с его логотипом, считалась особенно престижной, и ее реализация стала серьезной статьей дохода.

    Игра преподнесла множество неожиданностей, сюрпризов, которые представляли для командиров «Перекрестка» постоянный стимул к развитию. Добровольные помощники полиции изменили поведенческую палитру преступного мира. Эти перемены достигли такой степени, что границы преступлений и их расследования стали представлять из себя нечто похожее на ленту Мебиуса.

    Для того, чтобы просчитать, насколько неуязвимы их планы, преступники выкладывали в сеть прототипы проектов, схожих с их задумками, и игра показывала им, где есть просчеты, которые могут привести к разоблачению.

    Совершенно непредсказуемо повели себя короли крупных картелей, люди, сердцевиной характера которых был азарт. Они вкладывали миллионы в тотализатор соревнований множества группировок, ведущих друг против друга виртуальную войну. Эти миллионы получили уверенный вектор направления в карманы различного рода умников, например, содружества студентов Гарвардского и Йельского университетов, которые проводили мозговые штурмы, разоблачая преступные синдикаты – иногда виртуальные, выступающие в игре соперниками студентов, а иногда реальные, за реальное вознаграждение конкурирующими фирмами. Смолкин называл эту тенденцию перетекания кубометров долларов и евро из тайников наркобаронов в студенческие кампусы «рентой» интеллекта, наложенной игрой на реальных злодеев.

1* Зеркало Гезелла – тонированное зеркальное стекло с эффектом односторонней видимости.(Прим. автора)

Автор: Ilya Kliot

Источник ^[17]